СЕРГЕЙ

Из путевых заметок Клары Милованофф.

«…У меня появилась идея посетить старое кладбище. Возможно, я смогла бы найти там что-то. Прохожий указал нам дорогу, и, под начавшимся дождём, мы сели в типичный русский микроавтобус, который привёз нас на обширный пустырь. В конце концов, перед нами предстало русское кладбище во всей своей красе: стихийное, пёстрое, изумительное. Невозможно было осмотреть все могилы, и могилу Милованова мы так и не нашли. Но надо же было попробовать! В любом случае, увиденное нами, стоило потраченного времени. Это не могилы – холмики, огороженные заборчиками, напоминают маленькие сады. Часто встречались скамейки и столики, а кое-где мы нашли яблоки и печенье. Никакой системы в расположении могил нет. Пройти между оградами трудно, а порой и невозможно. В центре кладбища находится замечательная маленькая часовенка…»

До последнего часа Павла Моисеевича рядом с ним находился сын Сергей. В своём письме брату Павлу он во всех подробностях описал кончину отца. В тот день 22 июля, казалось, всё шло своим чередом. Вечером после ужина Сергей пошёл встречать с пастбища корову и уже находился во дворе, когда услышал, как кричит мать. Она звала на помощь Сергея: «С отцом плохо!». Он молнией бросился к доктору, но не застал его дома. Вскоре всё кончилось.

Ещё долго Сергея одолевали мысли о том, не почувствовал ли Павел уход отца? Павел Моисеевич на смертном одре вспоминал о старшем сыне, который вот уже много лет как пропал на чужбине.

«…Какое было для нас величайшее горе. Я даже и вообразить не мог. Остались я, ещё мальчишка, Сима – девочка и Мама. Средств к жизни нет и не предвидится.Хорошо, что я ещё служил в отряде и так, значит, папочку мы похоронили. Напиши, может быть, ты и помнишь, что с тобой было, и как ты чувствовал [себя] в этот день. Так как перед смертью папа вспоминал о тебе и плакал, что тебя он больше не увидит. Остались мы жить с Симой вдвоём, третья мать. Пошли тут разные невзгоды, про которые тебе писать не буду…» Из письма Сергея Павлу, 1924 год.

После смерти отца жизнь семьи в корне изменилась. Благодаря его авторитету удавалось преодолевать многие житейские проблемы. При возвращении в родной дом оказалось, что он был абсолютно пуст. Помогли соседи: «… Спасибо Августе Фёдоровне, дала два стула и две кровати…». Сергею пришлось взять на себя обязанности главы семейства. Молодой человек брался за любую работу, лишь бы прокормить маму и сестрёнку. В то время (в начале 20-х годов) в стране была безработица. Особенно велика она была среди молодёжи. Сергея спасало то, что ощущалась нехватка грамотных людей. Порой ему удавалось найти работу учётчика, одно время был табельщиком, писарем в Красной Армии. В течение нескольких месяцев вынужден был заниматься спекуляцией.

«… В скором будущем мой отряд переводят в Витебск, я уволился и проходил 1,5-2 месяца без места. Потом поступил в заготовительную контору. Тут прослужил немного до марта 1922 года. В марте поступил опять в Красную Армию в 7-ой Артиллерийский дивизион в канцелярию. Прослужил до осени и уволился. С осени 1922 года до 1-го февраля 1923 года занимался спекуляцией. Зарабатывал на своё семейство на хлеб и слава Богу. Потом ввиду предстоящих налогов все свои деньги израсходовал. И был безо всякой работы до июня 1923 года. С июня 1923 года я поступил служить на железную дорогу в карьер при станции Комяшно. Наша Александровская железная дорога называется Московско–Белорусско–Балтийская. Значит, я служу в карьере этой дороги …»

«…Что касается меня, то моя служба сезонная. Подойдёт осень, я опять, наверное, буду без места, а там кто его знает. Может быть мой заведующий к зиме меня куда и устроит. Дома наши живут скверно, я об себе так и не толкую. Моя, то же жизнь собачья. Всё дума, как бы дома было всё в норме. Сейчас предстоит плата разных налогов, а денег нет ни гроша. Придётся что-то продавать…»

Александровская железная дорога, о которой говорится в письме, в наше время называется Белорусской железной дорогой. В августе 1922 года путём слияния с Московско – Балтийской стала именоваться в Московско – Белорусско – Балтийскую железную дорогу.

Миловановы жили как большинство гжатчан в то время. Выживали благодаря участкам земли рядом с домом, которые оставались в их собственности. На них выращивали картофель, капусту, свёклу и другие овощи. Заготовка по нескольку сотен пудов сена позволяла иметь корову и овец.

Сергей не мог позволить себе заводить собственную семью. Всё изменилось в 1925 году, когда на его жизненном пути повстречалась «достойная девушка». Из письма Сергея Павлу от 20 января 1927 года:

«… Добрый вечер дорогой Паня! Вот уже прошло два года с лишнем с тех пор, как от тебя я не имею ни единой весточки. Последнее письмо получено в декабре 1924 года, в котором ты вкратце описал свою жизнь. Но я считаю недостаточным этого, в котором ты мало изложил про своё житьё - бытьё. Что касается меня, я таки послать тебе три письма, но, как и бывает, ни ответа, ни привета. В настоящее время я нахожусь на гражданской службе, из Армии уволился, отслужа действительную [службу], и вдобавок, ещё женат. Женился в 1925 году на одной «москвичке» достойной девушке и достойных родителей. Имею сына, каковому уже пошел 7-й месяц. Живу в своём доме на Ленинградской (бывшей Петербургской) [улице], хозяйничаю, имею массу забот и хлопот по дому. Женушку мою звать Анастасия Дмитриевна или же Асенька и сына Дмитрия - Додик…».

Обратим внимание, как в письмах Сергея менялся адрес отправителя: улица Петербургская, Петроградская, Ленинградская.

Сергея интересовала любая подробность, связанная с личной жизнью брата. Он спешил сообщить Павлу обо всём, что происходит в Гжатске, чем живёт его родной город. Сергей, возможно, надеялся, что весточка из дома поможет тому в трудную минуту справиться с ностальгией о родине. Он часто повторял: если жизнь у брата складывается «скверно, то приезжай, будем горе мыкать вместе». Письма Сергея оставались мостиком из далёкого прошлого в лучшее будущее, которое, как он верил, обязательно когда–то наступит. Из них Павел узнавал о том, что происходит в жизни его друзей, которых он оставил в Гжатске.

«… Гжатчане живут ничего. Твои товарищи почти все учатся в Москве. Костя Шапошников в Путейском институте, на будущий год может быть кончит. Видовский то же учится, но не помню в каком. Володя Даувильдер [Даутвальдер] учился в Москве, в прошлом году женился на Зое Видовской, прожил с ней всего лишь два или три дня – заболел тифом и умер. Лёвка Рогольский учится в Ростове и все ребята, кто где, кто учится, кто служит в учреждениях или в Красной Армии. Екатерина Николаевна ещё в 1921 году вышла замуж за одного Аржака. Он служит сейчас каким-то «шишкой» в кооперативе, что касается Ивана Николаевича, то он некогда к тебе по соседству в гор. Ганак в Дарданелах в Турции служит в английском полку санитаром…»

«…Теперь прошу тебя опиши мне, пожалуйста, как течёт твоя жизнь, каким источником дохода имеешь средства к жизни, какие изучил языки, какую получаешь специальность по окончании своего учения, какие имеешь развлечения в повседневной жизни. Опиши, пожалуйста, природу твоей страны, приблизительную разницу природы нашей с каковой ты знаком. Про народность. Какое производит на тебя впечатление они и т.д. Много писать обожду, а то забоишься большой ответ и будешь года два опять молчать…»

Сергей Павлович Милованов погиб в 1941 году в подмосковном Кунцево. Здесь был западный форпост столицы, через который проходила Московская линия обороны. К сожалению, в семье не сохранились подробности этого периода жизни Сергея. Архивные материалы западных пригородов Москвы были уничтожены во время драматических событий октября 1941 года. Возможно, его жизнь оборвалась в суровые дни обороны столицы, во время одного из налётов немецкой авиации.